Катенька

После рождения Артура бдительность Петра усилилась. Работа позволяла не прекращать наблюдения за любимой женой. Есть еще обеденные перерывы, а еще можно отпроситься или сбежать, рискуя карьерой, хотя о ней не могло быть и речи. Только не для Петра. А Катя все время чувствовала, что за ней подглядывают. Даже кожа болела, а на затылке будто вырастали глаза, хотя им там делать нечего. Не место им там. Ее желанием было увидеть смотрящего, почувствовать его. Катя точно знала, что их несколько. Про Петика – 100%, а там… Кто их знает, даже не угадаешь. Ей казалось. Они наблюдают за ней сквозь стекло окна. «Как же так, ведь мы живем не на первом этаже», – думала Катя. Петик рядом всегда Катя не могла от него отделаться. Она хотела, но… Он прилип, хуже банного листа. Ему все время чего-то не хватало, сплошные придирки, а уходить не собирался.

— Катя, супчик мой любимый сварила? Твой гигант вернулся с рабочего места!

— Петик, я не успела. Вот сейчас пельмешков отварю

— Я же вчера ел твои паршивые пельмени, еще и самые дешевые умудрилась купить! Мне косточка попалась и зуб, короче там что-то хрустнуло и треснуло, посмотри, пожалуйста, не вылетела ли пломба? Петр широко открыл рот и приблизился к Кате. – Ну. Что там?

— Ничего страшного. Просто пломба вылетела.

— Что? Не может быть! Ты во всем виновата! Не кормишь мужа нормальной полезной едой, подсовываешь всякую дрянь. Ты у меня получишь за свои козни! Я тебя научу правилам супружеской жизни!

Он и учил. Только не всегда ученье идет впрок. Катя не поддавалась обучению, сколько бы не старался Петр. Она гребла мусор, стирала, качала ребенка, а еще говорила с дочей. Доча все чаще пугала ее. Нет, вела себя она прилично. Хамства не было, училась отлично, с мальчиками не гуляла, но… Взгляд застывший, голос ровный, словно у диктора телевидения интонация отсутствует. Сплошные требования, облаченные в маску просьбы. Комната – моя, вещи – мои (нечего в них рыться). Патруль придет по свистку. Свистну, мамочка, и, ты, побежишь туда, откуда не возвращаются. Только не говори о родственных связях, я здесь ни причем. Родила, так захотела, а что вышло? Я – твоя доча вышла. Мама, это существо мне не нравится, тем более, что папа нервничает больше, чем обычно и денег дает меньше. В карманах ничего нет, а родители обязаны оплачивать потребности детей.

Мысли Ксении ужасали своим смыслом. Но родители не могли читать их и всего ужаса не испытывали, а лишь предполагали, что ребенок – эгоист.

Катя становилась все жестче и жестче. Ей надоела роль покорной жены и примерной матери, а еще отношение отца к Артурчику, как не к своему сыну злило ее и подавно.

— Дома сидишь! – орал Петр. – Со своим этим, а об обязанностях забыла, где пироженные с кремом и, мясо, запеченное в духовке? Не справляешься!

— Ничего, Петик, я справлюсь.

— Будь на посту, ведь ты же женщина, а вам полагается по статусу. Ребенок заплакал – на посту, мужу бутербродик – пожалуйста. А доча твоих рук дело, совсем от рук отбилась, засранка.

— А, где же я, Катя?

— Ты, там, на вокзале, а еще в школе, там, где Влад. Ты давно его не видела, красавица моя?

Кате, казалось, что внутри у нее ничего нет. Даже сердце не стучало, конечно, оно работало, если Катя жила, но Катя часто думала: «Странно, что я дышу, а если не буду?». Она переставала дышать, но потом снова вдыхала воздух, который давал жизнь, и сердце снова начинало биться. Она ложилась спать, когда голова касалась подушки, пустота чувствовалась острее. Скорее бы декретный отпуск закончился, но ждать еще долго. Артурчик рос, весьма проблемным ребенком. Он бес конца болел, не спал ночами, а Петр кричал на Катю из-за того, что она не может успокоить ребенка и тот не дает ему спать, сильно уставшему после работы.

— Ты. Паршивая мать, некудышняя жена, неизвестно от кого родила, заткни рот гаденышу, я спать хочу, мне завтра в отличие от некоторых на работу.

— Да, милый, я сейчас.

Вскоре Катя заметила, что внутри у нее возникло что-то вроде железного ядра. Это образование появилось на месте пустоты, хотя пустого места оставалось еще много. «Я не живу, даже не существую, несмотря на железное ядро, внутри», – подумала Катя.

— Катенька, успокой ребенка, ты, что не слышишь? – он выспался и находился в хорошем настроении. О своих вечерних криках благополучно забыл, сладко зевал и потягивался после бодрящего сна.

Петр в поисках Кати, все еще позевывая, зашел на кухню, и увидел ее. Она стояла возле плиты с кастрюлей, в которой догорала манная каша. В руках у Кати было полотенце, скомканное каким-то непостижимым образом, что образовывало нечто напоминающее шарик. Взгляд ее блуждал, словно искал чего-то или кого-то.

— Петр, где полотенце? Нужно убрать кастрюлю с конфорки, а то кашка для Артурчика подгорит.

Петр опешил. Ему показалось, что его жена сошла с ума. Даже амбиции мужчины с большой буквы куда-то ушли.

— Деточка моя, ты, иди, поспи. Я сам, – выдавил он из себя, представив, как Катю увозят в сумашедший дом, а он остается один с двумя детьми, один из которых – младенец. Странно, но в голове у Петра, будто что-то щелкнуло. Ему вдруг стало невыносимо жалко Катю. Он посмотрел на нее впервые за многое время без отвращения и пренебрежения, не с высока, не с позиции я – мужчина, а ты моя тень. Он увидел в ней уставшее замученное существо, которое нуждалось в отдыхе, но какой-то противный голосок пискнул.

— Петик, а Артурчик не твой сын, ты забыл?

— Иди отсюда, гад!

— Какой ты не вежливый! Я же твой друг, а друзья всегда помогают в беде и предостерегают от ошибок, а ты меня не слушаешь. Я могу обидеться!

— Он моя копия. Мои волосы, мой нос и даже пальцы на руках похожи. Уйди от меня и не пищи больше. Не могла Катя мне изменить.

— А Владик как же? Ты забыл про него, или Мальва память отшибла?

Петр после всех промчавшихся мыслей и диалога с неизвестным, обладавшим противным писклявым голосом, решил все-таки, что Катя заслуживает отдыха и сочувствия. Слишком хорошо он знал ее жизнь в последнее время. Хотя при всем том он преследовал свои меркантильные интересы. Больная жена не жена, а обуза и источник всех неприятностей для мужчины, какие только возможны. Представьте себе такую картину: она лежит, ей плохо до того, что встать она не может, несмотря на неухоженных детей и голодного мужа. Еды в доме нет, все запущено, внешний вид жены внушает отвращение, мало того, она еще требует внимания к своей столь невзрачной персоне.

— Дорогой, я хочу пи-пи, проводи меня, пожалуйста.

— Милая, да ты уж все… Боже мой, – Петр ужаснулся своим мыслям.

— Катенька, иди поспи, я накормлю Артурчика.

— Но ты не сможешь отмыть кастрюльку, тем более сварить новую кашку.

— Катенька, успокойся, мы с дочей все сможем!

Как ни странно Катя не сопротивлялась, видимо, запас топлива кончился. «Отец, в конце концов, – промелькнуло в мозгу. – «Не убьет же он его». Она уснула, упав на свое место в супружеской кровати даже не раздевшись. Впоследствии ей это пригодилось, потому что не факт, что муж поступит, именно так, как сказал в приступе мужского благородства, при котором красноречие прет, как из рога изобилия. В тот момент мужчина слушает лишь себя и свои слова, но одновременно верит, что он поступит, именно так и никак больше, ведь он хозяин природы и положения женщины по жизни. Так создан мир…

Странно, но для Кати мир перевернулся в ее сторону. Все лучшее оказалось на ее берегу. Она выспалась и получила завтрак в постель, одежда не снятая на ночь не пригодилась. Почему? Во-первых у Петра был выходной день, а во-вторых бутерброды делала доча, а в-третьих Артурчик спал всю ночь, съев двойную дозу детского питания, разведенного Петром, слишком густо. Катя отдохнула и взялась за ум, а Петр вернулся к своим баранам, но в нужный момент он напомнит ей об ее слабости: «А как, ты хотела, ведь я же выдюжил, когда тебе стало плохо. Тяни свою лямку, словно бурлак с Волги, а то плохо станет, хоть я и добрый, ведь, правда, детка? Пошли покурим, все равно не кормить. До Мадонны тебе далеко».

Все проходит рано или поздно. Забываются обиды, потерянные вещи теряют свою значимость. Любимые близкие люди тоже забываются. Все стирает время, все оно лечит, но вопрос, сколько нужно того времени, чтобы окончательно вылечиться, чтобы забыть и простить. Это не вот тебе сварить макароны: бросьте в кипящую воду и кипятите N минут до полной готовности, а там получите сказку с соусом в придачу.

— А, лечиться сколько времени надо?

— От чего? Диагноз каков?

— Да, так ничего особенного. Надоело все.

— А, что все?

— Ну, все!

— Врешь. Такого не бывает. Воду же пьешь? Ходишь в MD? Значит, что-то осталось от жизни, чтобы чувствовать, что живешь. Но, иногда забываешь, что время не приходит, а уходит.

Катя вышла из декретного отпуска на работу. Она просидела дома максимально отпущенное законом время. Улица, свежий ветерок дует в лицо, парк. Она красивая, нарядная, но не совсем уверенная в себе идет на работу, снова. Доча не пошла с мамой. Она предпочла подружек. Петик был на работе, Артурчик в садике. Его отвел туда папа. Перед уходом Катя получила много ценных указаний от мужа, прежде чем ощутить себя снова работающей и относительно свободной женщиной.

И вот она зашла в учительскую. Там уже все собрались перед началом праздника. Чужие лица иногда кажутся родными.

— Катерина Ивановна, Катя, Катя, Катя, – приветствовали ее коллеги. Мальва следила за всем происходящим сначала со стороны, чтобы разглядеть все мелочи, а потом вышла из укрытия, поскольку директору полагалось находиться в гуще всех событий, происходящих в коллективе, но при этом скрывать свое лицо, что бы не все сразу узнали, кто правит балом. И вот она во всей красе: в новом костюме при прическе, на каблуках предстала перед коллективом.

— Катерина Ивановна, рада вас видеть снова в наших рядах. Вы поправились, милая, но все женщины после родов, особенно вторых, толстеют. Ничего страшного не огорчайтесь, приступив к служебным обязанностям, не заметите, как похудеете и придете в норму. Да, что-то я заговорилась. Мы все рады приветствовать вас, наша дорогая. Вы снова в коллективе, а это главное. В отношении вас у нас имеются особые перспективы.

Мальва закончила речь. Последняя фраза ей не понравилась. Но она подумала, что главное в сказанном – это его смысл, а не оформление. Слова – это пыль, мусор, особенно, если они просто озвучены, но ни в коей мере не запротоколированы.

Катя стояла посредине учительской. Она оказалась в замкнутом круге. Вокруг коллеги: учителя-доброжелатели и завистники в одном флаконе, начальница Мальвина здесь же, но кого-то не хватало. Конечно его! Ради него Катя сделала прическу, надела новую кофточку и ушила старую юбку. В последнее время Катя сильно похудела. Воспоминание о нем вызывало боль. Болело все: тело, внутри органы тоже ныли, будто бы их пилили медленно уничтожая. Он еще и сосед, ко всему прочему. Неужели, ты его не видела? Я его видела, а он? Он не замечал меня.

— Здрассьте! И все.

— Как дела? – тоже вариант.

— Да, так. Все хорошо, Влад.

— Ну, пока, Катенька Ивановна.

Катя чувствовала себя убитой в тот момент. Она рефлекторно дышала, но мозгу не хватало кислорода. Задыхаюсь! А потом все-таки: дышу, дышу. Катю убивали, так невзначай, не желая того, ведь смерть будет замечена рано или поздно, а особенно физическая. Но, когда умирает душа? Говорят, что она бессмертна, но свидетелей нет. Влад убивал Катину сущность. Было это душой или чем-то еще? Он не подозревал, что являлся убийцей.

Катя в тот день так и не увидела Влада. Потом было сказано, что он уехал на курсы. Все случилось в такое неподходящее время. Но, так начальство никого не спрашивает, и само распоряжается судьбами людей, по-своему усмотрению, а еще пользуется инструкцией. Это в первую очередь, ведь инструкция – друг и помощник любого начальника.

Катя приняла поздравления с выходом на работу и началом учебного года. «Ты приедешь, только потом. Я так тебя люблю. За что – не знаю. Ты красивый с тату на предплечье, стройный без лишнего веса. Почему, ты такой замечательный, обратил на меня внимание. Я – женщина не первой молодости и уставшая от жизни и еще фигура позорная, и муж, и дети – их теперь двое и куча всего. Но посмотрел же на меня, повернул голову в мою сторону. Я благодарна тебе, потому что таким, как я ничего не светит, но в душе – я королева, не так ли?»

И пошло, поехало. Рабочие будни.

— Здравствуйте, садитесь. Тема урока: атомы и молекулы, а зовут меня Екатериной Ивановной. – И так каждый день, а дома своя жизнь: в ней муж, доча, сын. Где-то далеко присутствуют родители его и свои и родственники, а еще много всего и всех. Они ждут разных вещей от тебя, Катя, но все хотят внимания и заботы, прежде всего, чаще всего в ущерб твоему здоровью и личным пристрастиям. Их не интересует ничего, что связано с тобой. Я, мы – превыше всего.

— Катюш, хватит проверять тетради, я есть хочу. – У нее нет сил, сопротивляться, лучше сделать то, что просит он. Ненасытная утроба поглотит все предложенные продукты, но разнообразие предпочтительно. Он может заметить, что подряд три, четыре, пять раз пельмени из магазина – одного и того же сорта или лапша со вкусом говядины – а он хотел грибов. Так она же не знала! Догадайся, дорогая, но образцовая жена и так исполняет желания мужа, используя интуицию. Кате было все равно, чем пахнут химические макароны. Ела она машинально, смеялась, работала, общалась со всеми тоже машинально. Ей казалось, что она спит наяву. Влад вернулся с курсов. От его присутствия не стало легче. Он по-прежнему хохмил и внешне тоже не изменился.

— Приветик, детка. Как детишки, не чихают? Мужика твоего видел на днях. Веселый, счастливый. Вот, что значит, верная жена дома ждет. Да, он был не один, наверное, ваша родственница на хвост села. Такая симпатичная, very women. Прикид, фактура, обалдеть – девица люксовая. Забыл сказать. Мальва просила тебя позвонить ей. Она приготовила важную информацию, но передать ее хочет не в служебной обстановке. Пока, если будут проблемы, обращайся.

Влад помахал рукой, словно сделал маме ручкой и почему-то пританцовывая, что не сочеталось с его атлетической фигурой, удалился. Катя посмотрела вслед, и тошнота отвращения заполнила организм. В горле возник спазм. «Какой козел!» – думала она. – «И его я любила! Но все-таки, хорош, несмотря на свои гадости».