Зародыш
— Мама, я перестал быть зародышем и, наконец, родился, чтобы жить в этом мире не зародышем, а полноценным и счастливым человеком
Глава 3
Я очень стыдился той помойки, в которо ил и не хотел, чтобы она это увидела, соприкоснулась с грязью моего обиталища. На некоторое время меня хватило, а потом снова пошло, поехало. Мое поведение вошло в привычное для всех русло.
В классе меня не уважали, но и не трогали особо, смотрели, как на городского сумасшедшего. Одноклассники постоянно провоцировали меня на срыв уроков. Используя свои выходки, я часто выходил победителем. Учителя сдавались, и урок шел насмарку. Класс веселился, мне же терять было нечего. Одно слово бесперспективный, еще и хулиган.
— Кто первый зайдет, тот – лох!
После звонка учительница открыла дверь кабинета, чтобы впустить учеников. На перемене дверь запиралась, так как учительница боялась элементарного погрома в своем классе-музее. Надо сказать, что она была очень строгой и все ее побаивались. Она самозабвенно любила свою географию и требовала, чтобы ученики поступали так же. Звали ее Мария Кузминична. Это была маленькая энергичная не очень молодая женщина. Она всегда элегантно одевалась и делала маникюр, где только лак для ногтей доставала. За глаза ее величали Кузьмой или Кузьмой Мариньишной.
Был случай, когда она наклонилась, чтобы найти в столе нужное для урока пособие. Из-за стола ее не было видно. В класс зашел первый отличник школы, и картинно заломив руки, взмолился.
— Господи, сделай так, чтобы Кузьма была добрая сегодня!
Все, кто находились в классе, замерли в ожидании расправы над бедным Гошей, но Мария Кузьминична, показавшись из-под стола, сказала.
— Я здесь, Игорь, здесь.
Отличник присел от неожиданности, бросился извиняться и вешать карту на доску. Все обошлось, ведь учителя тоже люди, про наличие кличек, конечно, знают, хотя нам, балбесам, казалось, что это тайна за семью печатями.
Итак, лохи в перспективе, замерли перед открытой дверью. Всем было интересно, кто же все-таки лох, а главное, что же предпримет столь строгая учительница, но риск – благородное дело. Мария Кузминична поступила предельно просто: она ласково взяла за плечи ближайшего к двери ученика и втолкнула внутрь класса. Все заорали: «Лох! Лох!», – и стали входить.
— Так вот в чем дело, – сказала учительница, когда все сели на свои места. – Я не буду выяснять, кто организовал это представление, но главного лоха, по-моему знаю. Это ты Вениамин?
— А че сразу я? Не хорошо обзываться. Я вам ничего не делал, если хотите, я выйду, – пробормотал я каким-то бесцветным голосом.
— Размечтался! Контрольная работа. Время пошло, а с учетом вашего концерта, его не так уж много осталось.
То, что было потом в моей школьной жизни описанию, не подлежит. Мне так стыдно сейчас, что краснеют щеки от воспоминаний. Мария Кузьминична – не англичанка в нее я не мог влюбиться при всем желании, а Лариса Петровна вновь пострадала от моих выходок, ведь любовь требует жертв даже, если она куртуазная. Влюбленный же страдает, и ему нет никакого дела, что испытывает его жертва, особенно, если таковая не знает, что ее так горячо любят. Англичанка не знала, мало того она даже подумать о таком не могла, и во сне, вряд ли она грезила о таком герое-любовнике. Настал час, когда я окончательно вывел ее из себя.
— Ой, что-то дверь не открывается! – она судорожно пыталась вставить ключ в замочную скважину, но он упорно не лез. Дверь ей помогли открыть проходящие мимо десятиклассники. Высокий субтильный парнишка сказал, что детки подшутили, а еще не пожалели бумаги, короче они сделали все, чтобы ключ не вставился. Парень помог учительнице, бумага была удалена. Он даже научил ее, как выходить и подобной ситуации, если таковая повторится вновь. Лариса Петровна оказалась способной ученицей, потом она сама открывала забиты амок, еще и помогала молодым коллегам, оказавшимся в столь трудной ситуации.