Зародыш

Шло время. Внутри у меня зрела ненависть, я уже не любил ее. Мне хотелось досадить ей, сделать больно, достать. Я представлял, как она кричит, топает ногами и плачет, а еще дает мне пощечину в своей бессильной ярости, а потом рыдает, размазывая сопли, но за такие поступки учителя расплачиваются высокой ценой.

И она расплатилась. В тот день я взял дубликат ее ключа на вахте и проник в класс. По расписанию уроков у Ларисы Петровны не было, и мне посчастливилось сделать все, не торопясь, с особой тщательностью. Единственное, что я не учел, что на следующий день урок английского языка стоял в расписании первым, а значит, подозрение падало на наш класс, на меня в первую очередь.

План мести был давно готов. Не обращаешь внимания – так получай. «Я тебе сейчас устрою пирамиду Хеопса», – злорадно подумал я, но внутри шевельнулся комок жалости. Она такая хрупкая, с нежным лицом, умная, почему она должна страдать из-за спесивого подростка? Она, конечно, страдала, ей хотелось заработать статус успешного педагога, но.

Зайдя в класс, я заперся изнутри и осуществил задуманное: парты составил в виде пирамиды, как только хватило сил, сверху водрузил стулья, а ее стул намазал мелом, со стен поснимал все картинки и спрятал в шкаф. Из класса вышел вполне довольный собой. Когда запирал дверь, находясь в эйфории от сделанного, меня застукала техничка.

— Чего, ты, тут делаешь? Лариса Петровна сегодня не работает. Че забыл что-то или хулиганишь?

— Я тетрадку искал, – соврал я, у меня сроду не было тетради по английскому языку. Тетрадь заменяли листочки, которые она мне давала.

— Ладно, только ключ повесь на место.

Я ушел, но на душе скребли кошки. Рассекретили меня – это факт. Техничка, конечно, все расскажет, а допрашивать будут многих, без всяких сомнений.

На следующий день «англичанка» открыла дверь и застыла на пороге, увидев нагромождение из мебели. Лариса Петровна, стараясь не терять лицо, холодно и властно приказала.

— Разобрать!

Ученики кинулись разбирать сооружение, потому что никто не понимал в чем дело, и откуда все взялось. Я тоже, как ни в чем не бывало, помогал товарищам. Итак, пирамида разобрана, все сели, она тоже. На ней была надета черная юбка и блузка нежного персикового цвета, на стройных ногах лодочки с высокими каблуками, лицо свежее и ухоженное. А макияж! Такого ни у кого из учителей не было. Я залюбовался ею и совсем забыл, что дама моего сердца села на измазанный мелом стул. Она открыла журнал, ведя пальцем по оглавлению, нашла номер нужной страницы. Так делала только она, хотя плохой памятью не страдала. Может, от волнения она боялась записать свой предмет на какой-то еще и тем самым испортить журнал? Не знаю. Тема записана, класс притихший наблюдал за учительницей, и вот она встала. Лучше бы сидела до конца урока. Лариса Петровна повернулась к доске, чтобы записать число. Сзади на юбке образовалось большое спиралевидное пятно: белое на черном фоне. Она-то его не видела, зато обнаружила, что стенды пусты, а потом услышала за спиной гогот. Нервы ее не выдержали, ей стало плохо, и она, прислонившись спиной к доске, соскользнула на пол, увидев испачканный мелом стул.

— Что с вами, Лариса Петровна? – к ней подбежали девчонки. – Вы не ушиблись? Дураки они, не обращайте внимания!

— Кто это сделал, я хочу знать? – прошептала она.

Тут появилась медсестра, за которой сбегала одна из девчонок. Медичка выпроводила всех из класса и привела в чувства молодого педагога.

— Разве так можно на все реагировать, Лариса Петровна. Вы с ума сошли, – приговаривала пожилая медсестра, которая всякое повидала на своем веку, отчищая юбку учительницы. – Так вас на много не хватит!

— Они из меня посмешище сделали, шута горохового!

— Не они, а он – один, скорее всего. Мне тетя Тоня рассказывала, что вчера Вениамин (мое имя в школе знали все) заходил в класс, якобы тетрадку искал, а сам, видимо, эту пакость и сотворил, вместо того, чтобы тетрадку разыскивать.

— Ну я ему покажу, где раки зимуют! Тетрадку он искал, которой не было никогда! – окончательно пришла в себя Лариса Петровна.

И показала, но я ее не виню, сам виноват. В гости она пришла, как и обещала. Ее никто не ждал, особенно мать. К тому времени он овсем опустилась. Работала уже не на заводе, а убирала подъезды. Лицо ее стало желтовато – зеленым. Под глазами –мешки, зуб очернели о игарет, волосы спрятаны под грязной косынкой, которую лучше не снимать. Одета в растянутый тренировочный костюм. Во рту торчит сигарета. Мне казалось, что курит она и во сне. Спит и курит.

В нашей квартире творился полный хаос. Жилищем назвать наше место обитания невозможно. Нормальный человек не поймет, что в таком можно жить. Но я жил, мама тоже. В гости она пришла. Зачем, что она хотела увидеть? Груз обиды тяготил ее? Не знаю. А я, как же со мной? О такой мелочи она не думала.

— Здравствуйте.

— Здорово, телка, тебе кого?

— Я учительница Вениамина, и хотела бы познакомиться с его родителями.

— А зачем тебе это?

— Ну, он себя плохо ведет.

— И, че? Учи, тебе за это зарплату платят.

— Можно мне пройти?

— А это кто? Телохранителя взяла, что ли? За спиной Ларисы стоял крепкий мужчина.

— Нет, он мой муж, а то на улице темно, и в подъезде страшновато.

— Ты меня за дуру не держи, посмотри в окно – белый день, а учительницы за мужьями не бывают. Ясно! Иди-ка ты отсюда, а с сыном я сама разберусь. – Женщина толкнула учительницу и захлопнула дверь. Мужик не помог, слишком неожиданно и резко повела себя женщина – моя мать.

Я был ни жив, ни мертв, щеки пылали от стыда за мать и свое жилище. Грязь, раскиданное барахло, вонь. И ее туфельки, юбка, которая обтягивала фигуру, подчеркивала все достоинства, блузка, на этот раз нежно голубого цвета. Она была самим совершенством на фоне всего безобразия, творившегося в нашей квартире. "Я люблю тебя», – крикнул я мысленно, – «Брось мужика, ведь дети растут!» Но она не услышала.

Мать отлупила меня толстым кожаным ремнем, невесть откуда, взявшимся в нашей хате, видимо, его оставил кто-то из ухажеров. После нескольких ударов, я толкнул ее. Потом удивился своему поступку, а она оторопела, несмотря на пьяный угар. Отвернулась, закурила. Сигарета появилась из ниоткуда. Лицо ее выражало только ненависть.

— Зародыш…

— Отстань от меня, дура, а сама-то кто? Больше не трогай меня, а то убью!

Меня наказали: исключили из школы на три дня. Их я благополучно прогулял. Сходил в кино, выпил бутылку пива, выкурил сигарету, украденную у матери. Деньги я тоже вытащил у нее из кошелька. Все не взял, но одолжил, на развлечения.

«Англичанку» оставил в покое, тем более, что тот дядя оказался мужем и криминальным типом вдобавок. Она успокоилась, подурнела внешне и перестала меня интересовать.