Лина

— Сходи в магазин, расселся тут, корчит из себя обиженного!

Он, нехотя поднялся со своего места. «Как же все надоело», – подумал он. Медленно стянул с себя домашнюю одежду: классическое вытянутое на коленях спортивное трико. Мало того ткань так протерлась, что сеть из мелких дырочек покрывала поверхность. Вылинявшая футболка неопределенного цвета довершала картину. Но, когда он выходил из квартиры, то преображался. Брюшко подбиралось, волосы приводились в порядок. Да, несмотря на возраст у него были красивые волосы, каштановые волнистые и густые, их совсем не тронула седина, на лысину не было и намека. Одевался тоже подобающе: хороший свитер или куртка, рубашка в пастельных тонах, смотря по сезону. Одежду всегда покупал себе сам. Жена злилась.

— Вот наряжаешься, словно жених! Хватит уже мальчика из себя корчить!

Но он покупал. Сам стирал и гладил свой выходной гардероб. Выход в магазин был праздником. Он сопротивлялся, не хотелось, но стоило привести в себя в должный вид. Выход в «свет» так и манил.

Работал всю жизнь и продолжал вкалывать. Поднимался очень рано, тяжело. Он лежал минут десять прежде, чем встать с постели. Жена начинала ворчать.

— Ты, что будильника не слышал? Вставай, старая развалина, хватит сопеть, дай мне поспать! – Она стучала своими кулачками по его хребту и, наконец, пинала его под зад.

Он с трудом поднимался, вылезал из-под душного ласкового тепла одеяла. На жену он уже не обращал внимания, так некоторые помехи. Плелся на кухню, ежась от утреннего озноба. Ел вчерашние бутерброды, запивая чаем из термоса тоже вчерашним. Ему иногда казалось, что мозг его одервенел, а извилины стерлись, остались только условные рефлексы и световые раздражители. На звуки он уже реагировал слабо. Пример тому: не слышал будильника. Это была защитная реакция на бесконечные крики жены.

— Почему ты с ней спишь?

— Потому что она теплая.

— Но возьми грелку и спи один, в тепле.

— Но она живая, ничто не заменит живого тепла.

У жены было теплое тело, но душа? Он так и не смог понять даже, прожив с ней столько лет. Они давно уже не помнили, что такое близость между мужчиной и женщиной. Даже такие никчемные интимные отношения, которые были между ними, канули в лету. Он ее хотел, хотел очень, пускай бревно, но хотел. Пытался разжечь в ней страсть, но, видимо, плохо старался, хотя, если нет любви. Как ни старайся – все бесполезно. Была желанной, потом надоела. Если бы спросили, какая фигура у его жены, то он бы ответил, что «никакая». Жирная плоская спина, обвисшая грудь и большой живот – вот портрет его жены.

— Бэла, это ты?

— Да, милый я.

— Что с тобой стало?

— Ты не любишь меня и никогда не любил. Ты убил меня и сделал такой.

— Нет, я не хотел. Ты же жива.

— Да, но только пока.

— Почему ты так говоришь?

— Не знаю.

Стал искать женщин на стороне. Находил, но все происходило быстро, словно секс в туалете раз-раз и все. Он не помнил их совсем, так образы.

— Ты все еще здесь? – раздался громкий голос его жены. Ему захотелось крикнуть в ответ: «Да замолчишь, ты, наконец?! Закрой свой рот!». Но он промолчал и подумал про себя: «Я спокоен, как дохлая лошадь». Откуда взялась лошадь, он не мог объяснить.

Он как-то вышел из квартиры, не забыв привести себя в порядок. Итак, кнопка лифта нажата. Лифт долго не шел. Лев нервничал: «Вот дрянь – все мне на зло», – думал он, комкая бумажку со списком покупок в кармане. Лифт приехал, и дверцы со скрипом открылись, впуская его в душную, грязную камеру. Стены исписаны, граффити шоу, пол изгажен, кто-то написал в угол лифта. Он перешагнул лужу, успевшую растечься, и вышел на первом этаже. Хотел поругаться с консьержкой, но передумал.

— Здравствуйте, Нина Петровна.

— Здравствуйте, вы, почему не заплатили за обслуживание?

— Я платил.

— Сейчас посмотрим, – ехидно и с оттенками угрозы в интонации сказала она. Нина Петровна рылась в своих бумажках, отыскивая его фамилию.

— Да, уплачено, как ни странно, – она смерила его убийственным, полным презрения взглядом.

Он вышел из подъезда, проговаривая: «Я всегда плачу, я всегда плачу, старя…». Он не смог произнести это слово даже шепотом. Но назойливая фраза так и лезла в голову: «Я плачу!»

— Ты не плачешь, Лева?

— Нет.

— Переставить ударение – получится другое слово.

Вдруг он очнулся, ступор закончился. «О чем это я? – подумал мужчина. – Сегодня я вышел из дома. Вырвался на волю легально – это же счастье».